Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Я оглядываюсь, чтобы понять, куда попала. Крашеные в светло-коричневый цвет стены с нацарапанными кое-где нецензурными выражениями, бетонный пол, замурованное окно, одна лампочка на побеленном потолке и двухъярусные кровати возле стены. Ага, вот и источник монотонного стука. На верхней наре — кажется так в тюрьме называют эти полки — в самом углу, прижав к груди колени, сидит молодая женщина. Ее голова, с такими же светлыми и спутанными волосами, как у малыша, раскачиваясь как маятник, с одинаковыми временными интервалами ударяется о стену.
— Это твой ребенок? — обращаюсь к девушке, внешне похожей на мою ровесницу.
Вместо ответа она продолжает биться головой о стену. Может, девушка уже оглохла от ударов? Или сошла с ума от прерывающегося только на вдох детского крика? Я подхожу к колыбельке, но стоит рукам потянуться к ребенку, как девушка тут же приходит в себя.
— Не трогай! — ее крик перекрывает даже вопль малыша.
— Значит, твой, — сама отвечаю на свой вопрос я. — Он же мокрый, неужели не видишь? Надо переодеть.
Она равнодушно отворачивается к стене и продолжает дубасить ее лбом. Я беру на руки ребенка. Он тут же замолкает, как будто только этого и ждал. Доведенными до автомата движениями переодеваю его в сухое. Когда я вышла за Олега, Катя была слишком большой, чтобы менять ей пеленки, поэтому в семейной жизни навык мне не пригодился. Ухаживать за детьми я научилась в интернате. Воспитательницы с радостью перекладывали на нас такие обязанности. Старшие девочки брали шефство над малышами. Каждая выбирала себе по одному и называла его своим ребенком. Старалась урвать для сыночка или доченьки самое лучшее. Тем малышам, которым не доставалось «мамочек» приходилось несладко. Мне было их особенно жалко, поэтому я возилась именно с такими. Кажется, этому мальчику тоже не повезло.
— Ты его грудью кормишь? Он голодный.
На этот раз ребенок начинает тихонько хныкать. Мать оборачивается на плач и протягивает руки. Я подаю ей малыша и сажусь снизу. Как хочется завалиться и проспать до следующего утра. Голос совести останавливает голову на полпути к подушке. Ничего, кровать все равно слишком жесткая, а по наволочке ползают крошечные черные клопы. Лучше доведу дело до конца, а потом придумаю, как отдохнуть и не делить ложе с насекомыми.
— Ты здесь за что?
— За мужа, — забота о ребенке, кажется, вернула девушке дар речи.
— Убила его?
— Нет, — доносится сверху нервный смешок. — Он открыл свое дело и что-то напутал с налогами.
— И ты согласилась за него отсидеть? С ребенком?!
— Ни на что я не соглашалась. Он меня не спрашивал. Оформил на мое имя все бумажки и даже не сказал.
— Кошмар! — поражаюсь я, но тут же беру себя в руки. — Зачем тогда головой о стену бьешься? Соображать от этого она лучше не станет. Трезвый ум тебе еще пригодится.
— Знаешь, как говорят: если долго биться головой о стену, или голова сломается, или стена. Хочу пробить перегородку, чтобы вылезти из этой гребаной камеры.
— Думаешь, в соседней камере будет лучше?
Девушка громко всхлипывает, а я понимаю, что перестаралась. С трудом залезаю на верхнюю полку.
— Не плачь, — забираю у нее малыша. — Соберись. У тебя же ребенок, тебе нельзя раскисать. Борись, если не ради себя, то ради сына.
Девушка в последний раз всхлипывает и вытирает рукавом слезы со щек.
— А ты? За что здесь? — шмыгает она носом. — В чем тебя обвиняют?
— В убийстве.
— Кого?
В ее голосе появляется тревога. Мне ничего не остается, как сказать правду:
— Приемной дочери.
Девушка тут же поднимается и забирает у меня из рук ребенка. Я, с чувством выполненного долга, слезаю с кровати. Пока я в камере, она не сможет думать ни о чем, кроме безопасности малыша. Надеюсь, забота о сыне отрезвит горе-мамашу.
Я сажусь на кровать, если можно так назвать настил из досок с тонким, почти не ощутимым матрасом. Из последних сил выбиваю непомерно тяжелую подушку. Руки сами собой опускаются, подушка падает на пол. Я уже не в состоянии ее поднять. Глаза слипаются. Мозг до последнего противится, но тело побеждает и с облегчением опускается на матрас. Как же хорошо лежать! Нет, биться головой о стену и впадать в истерики я не стану. Может и к лучшему, что меня не выпустили. Здесь я в безопасности. Отлежусь. Заодно все хорошенько обдумаю. Только немного вздремну.
Мозг отказывается отключаться надолго, в полудреме ворочаюсь с боку на бок. Передо мной появляется Игорь. Я стою возле окна, а он, выбросив канистру с бензином, что-то мне говорит. Пытаюсь разобрать слова, но звук не проникает через стекло. По движению губ читается то ли «Я убил!», то ли «Я любил!». Открываю глаза и упираюсь взглядом в волнистую поверхность стены. В голову лезет навязчивая мысль: чем Игорь пробил Кате голову? Это должно быть что-то длинное и округлое, похожее на стержень отвертки, только немного расширяющееся к основанию. На фотографии рана в Катиной голове смахивает на пулевое отверстие, каким его показывают в детективных сериалах. Меня передергивает от мысли, что я так хладнокровно рассуждаю о смерти приемной дочери. Гадать бесполезно — в автосервисе Игоря может быть миллион инструментов, способных нанести такую травму. Перед глазами встает картина: Игорь, с окровавленной отверткой в руках, стоит над Катиным телом. Ужас! Отгоняю мысли, от которых можно сойти с ума. Заснуть больше не удается. Самое время подумать о чем-то дельном. Только ничего полезного в голову не приходит.
Благодаря Игорю, большую часть времени я провела, расследуя совершенно другое преступление. Ну вот, опять виню в своих бедах другого человека, в этом Игорь не ошибся. Где была моя голова? Версию с несчастным случаем на работе у Олега стоило проверить. Но только до того момента, когда выяснилось, что Артур был на крыше один, и у него не осталось родственников, способных отомстить. Почему я стала копать дальше? Пошла на поводу у Игоря? Нет, скорее заинтересовалась, для чего Артур собирался мне позвонить.
Судя по рассказу Шавлюка, заявлению на развод и словам барменши, Олег встретил в баре Артура и шефа. Парень узнал женщину, с которой сидел Олег. Историю с дальней родственницей Артур, скорее всего, выдумал, чтобы успокоить ревнивого любовника, но это не имеет значения. Главное, он знал, что женщина не замужем, или замужем за другим, значит, Олег пришел в бар с любовницей. Вряд ли Артур собирался шантажировать мастера, скорее предложил ему баш на баш: Олег молчит на работе про помощника и шефа, а парень не докладывает его жене о любовнице. Скорее всего, в баре Олег сделал вид, будто согласен, поэтому Артур и попросил Шавлюка не вмешиваться. Помощник посчитал, что владеет компроматом на мастера. Олег дождался подходящего момента и объявил, что собирается развестись. Компромат потерял значение, Артуру пришлось подчиниться и залезть на крышу в дождь.
Эти выводы могли бы стать огромным достижением, если бы имели хоть какое-то отношение к смерти Кати. Единственное, что доказывает история с Артуром — Игорь мстил Олегу не зря. Муж на самом деле способен на убийство. Вот только ребенок ни в чем не виноват.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
